Состав: Анастасия Вишневская, Кирилл Гордеев, Вероника Устимова
Мария Плужникова, Вера Свешникова, Евгений Кириллов,
Антон Деров.
В зависимости от того, какой состав артистов на сцене, меняются и объекты из романа, на которых фокусируется мое внимание. Иногда перечитываю этот роман, он не теряет актуальности.
Как верно заметил Кирилл после спектакля - слухи, сплетни, порождающие опасные ситуации - это то, что и сейчас, и всегда будет тревожить. Раньше можно было напугать дуэлью, а сейчас нет никаких моральных сдерживающих факторов.
Женщины погубили Вальмона, слухи или он сам? Каждый зритель решит это для себя, а я перейду к новому образу Вальмона.
Он совершенно не похож на тех Вальмонов, какие я видела у Андрея Школдыченко и Александра Суханова. У Александра образ перекликается с тем, который создал Джон Малкович. Это хищник без страха и упрека, циник, погрязший в пороке.
У Андрея - запутавшийся, глубоко страдающий мужчина, так отточивший навыки соблазнителя, что потерял за ними свое собственное я. Жертва общества.
Впрочем, как и другие персонажи в какой-то степени. Живущие по принятым в те времена шаблонам. Может, поэтому выросшая в монастыре Сесиль совсем не стыдлива - это ее неосознанный протест против пуританства и навязанных шаблонов, в которых ее мать ей не подружка, а просто женщина, пытающаяся выдать дочь замуж.
У Кирилла Вальмон, возможно, не просто человек, а некая мистическая сущность вроде Фауста, который пошел на сделку с Демоном. Демоном в юбке.
Но и сам Демон здесь страдает, вот что интересно. По крайней мере в интерпретации Анастасии Вишневской я вдруг посочувствовала маркизе де Мертей. То, как ей тяжело было снести оскорбление - это мне близко. У меня тоже такое было, когда хотелось отмотать время назад и взять свои слова обратно.
Просто потрясающе, как Анастасии идет эта роль, в ней сочетаются холод и пламя, огонь и лед, даже когда она на сцене совсем одна, не хочется на что-то отвлекаться, умеет эта маркиза увлечь за собой.
Из книги, из писем виконта к маркизе про мадам де Турвель:
"Эта женщина станет моей, я отниму ее у мужа, он только оскверняет ее; я дерзнул бы отнять ее у самого бога, которого она так возлюбила. Какое наслаждение то вызывать в ней угрызения совести, то побеждать их. Я и не помышляю о том, чтобы сокрушить смущающие ее предрассудки! Они только увеличат мое счастье и мою славу. Пусть она верит в добродетель, но пусть пожертвует ею ради меня. Пусть грех ужасает ее, будучи не в силах сдержать, и пусть, все время находясь во власти страха, она забывает, преодолевает его только в моих объятиях. И пусть - я на это согласен - она мне скажет тогда: «Обожаю тебя!» Из всех женщин лишь она одна достойна будет произнести эти слова. Поистине, я стану тем божеством, которое она предпочтет".
Стать и мистическая красота Кирилла, его умение за внешним спокойствием показывать бушующие внутри страсти, нерв, который постепенно прорывается и заканчивается вспышкой ярости в сторону маркизы - всё это вызывает у меня ассоциации с потусторонней интерпретацией образа Вальмона. Как видно из отрывка выше, он бросает вызов Богу, сам полагая, что он тут чуть ли не Люцифер среди людишек. Такая самонадеянность не может остаться безнаказанной свыше.
Правда, в сюжет добавили кое-что такое, чего в книге нет, чтобы окончательно сломить Вальмона. Он поверил маркизе, а верить ей нельзя. Никогда.
В книге нет и посмертия, которое показано в мюзикле. То есть именно в мюзикле Вальмон как падший ангел в грешном обществе вполне в тему.
Отдельно еще хочу сказать о Марии Плужниковой, это ее второй выход в роли матери Сесиль.
Помимо яркой комической составляющей у мадам Воланж появилось то, что есть в конце книги - сострадание и материнская любовь, причем не только к Сесиль, но и к несчастной Турвель. Эта мягкая, обволакивающая энергетика исходит от нее весь спектакль, но в рамках роли ее приходится придерживать, ведь поначалу Воланж - нерадивая мать, неудачница, заливающая свои проблемы вином.
Из письма госпожи де Воланж:
" С некоторых пор надо мной властвует какой-то злой рок, поражая меня такими ударами по самым дорогим мне существам.
Как можно без содрогания помыслить о бедствиях, которые способна причинить хотя бы одна опасная связь! И скольких несчастий можно было бы избежать при большей рассудительности! Какая женщина не обратится в бегство при первых же словах обольстителя? Какая мать могла бы без трепета видеть, что дочь ее доверительно говорит не с нею, а с кем-то другим! Но эти запоздалые соображения приходят в голову лишь после того, как все уже случилось. И одна из самых важных, а также самых общепринятых истин не применяется в жизни, сметаемая вихрем наших неустойчивых нравов. Сейчас я на горьком опыте познаю, что разум наш, столь мало способный предотвращать наши несчастья, еще менее пригоден для того, чтобы даровать нам утешение".